«Судебные экспертизы»: совместный проект «Диссернета» и Amicus Curiae

Вверху: Наталья Шарина. Фото: «Радио Свобода»¹. Слева: Егор Жуков. Фото В. Докшина / «Новая газета». Справа: Светлана Прокопьева у Псковского областного суда. Фото из личного архива

Сообщество судебных экспертов, исследователей и адвокатов Amicus Curiae и вольное сетевое сообщество «Диссернет» запустили совместный проект «Судебные экспертизы»: базу данных тенденциозных, необъективных или просто фальсифицированных экспертиз в области гуманитарных и социальных наук (филологии, психологии, политологии, религиоведения, культурологии), фигурирующих в судебных делах по ненасильственным преступлениям — rosvuz.dissernet.org/expertise. Количество таких дел в России растет, поводы для них оказываются всё более надуманными, а заключения «карманных» экспертов всё сильнее противоречат научному подходу и здравому смыслу. Мы считаем, что у гражданского общества назрел сильный запрос на подобного рода публичный каталог некорректных псевдонаучных экспертиз и ангажированных экспертов.

 Судебные эксперты: кто они?

Громкие уголовные процессы последних лет — дела Егора Жукова, Светланы Прокопьевой, блогера Синицы, обвиненных в экстремизме за свои высказывания, — активизировали в российском обществе в целом и в академическом сообществе в частности дискуссии о роли лингвистической (или же психолингвистической) экспертизы в делах по так называемым ненасильственным преступлениям: в разнообразных делах по возбуждению ненависти или вражды, экстремизму, религиозным меньшинствам, клевете, «фальсификации истории», о признании «иностранными агентами», по так называемой ЛГБТ-пропаганде и т. п. Важным вкладом в эту дискуссию были опубликованные «Новой газетой», примеры полных текстов психолингвистических экспертиз как со стороны обвинения, так и со стороны защиты — и читатели, даже не будучи специалистами в области лингвистики и психологии, немедленно задались вопросом относительно уровня профессионализма и неангажированности экспертов со стороны обвинения. (См. публикации «Основным идеалом является смена власти в России», Лингвистический процесс..., Тумакова И. Признаки оправдания терроризма, Дубровский Д. Синица в руках закона).

Итак, кто эти специалисты, привлекаемые правоохранительными органами для составления экспертиз по социо-гуманитарной тематике, прежде всего (психо)лингвистических экспертиз, и какова их роль.

Когда в МВД, ФСБ или прокуратуру поступает сообщение о предполагаемом преступлении вроде «экстремистских» высказываний в соцсетях, материал передается лингвистам-экспертам, которые сотрудничают с органами на постоянной основе, для составления заключения: скажем, действительно ли в данных высказываниях есть признаки экстремизма. Обычно на этом этапе от заключения специалиста и зависит, будет ли возбуждено дело. Точную оценку дать невозможно, но, по некоторым данным, более половины заявлений по статьям о «мыслепреступлениях» получают отрицательное заключение специалиста на стадии доследственной проверки. На практике это значит, что уголовное/административное дело не возбуждается, и обычно объект заявления даже не узнает о том, что чуть не стал фигурантом дела.

Ситуация радикально меняется после возбуждения дела: следователь заказывает более обстоятельную лингвистическую (или психолингвистическую, политологическую и т. п.) экспертизу, и в подавляющем большинстве случаев эксперт находит в изучаемом материале признаки деяний, по которым возбуждено дело. Это объясняется просто: конечно же, следствие и суд предпочитают не сотрудничать с экспертами, которые склонны объективно разбираться в деле и давать «отрицательные» экспертизы.

После завершения следствия и передачи дела в суд фактически всегда суд принимает выводы экспертизы, полученной следствием. Обвиняемый может заказать и представить суду альтернативное заключение специалиста (показывающее отсутствие состава преступления), однако такой документ разве что смягчит наказание, но вряд ли «перебьет» экспертизу следствия.

Из подобной правоприменительной практики следует, что де-факто лингвисты-эксперты, привлекаемые следствием и судом, заменили собой судей в вопросе о виновности/невиновности обвиняемого. Какой вывод эксперт даст в своем заключении, такое решение следствия и суда и будет. Функция же судьи в подобных процессах обычно сводится к определению меры наказания внутри вилки, предусмотренной законодательством (условно/реально, сколько лет заключения или какой штраф).

Отчасти это объясняется обвинительным уклоном российского правосудия в целом (уровень оправдания в судах общей юрисдикции не превышает, по официальным данным, 1% от всех обвиняемых). С другой стороны, особенность российского судопроизводства заключается в том, что правом заказывать экспертизы обладают только следователь и суд, в то время как адвокат может только использовать «заключения специалистов», которые, очевидно, в глазах судьи не являются доказательствами, равноценными экспертизам со стороны обвинения. Формально адвокат может также попросить суд назначить повторную экспертизу, но в большинстве случаев такие ходатайства остаются без удовлетворения.

Научная основа судебной экспертизы

Какая же наука стоит за лингвистическими экспертизами? К сожалению, не слишком строгая.

Во-первых, критерии доказательности в этой области языкознания слабее, чем в некоторых других социо-гуманитарных дисциплинах или тем более в естественнонаучных областях.

Во-вторых, общие рамки, в которых рассуждает эксперт, устанавливаются определенными методологическими пособиями. По мере всё большей востребованности лингвистических экспертиз со стороны государства количество принятых на вооружение методологий растет, а сами они становятся всё более «резиновыми». Проблема усугубляется тем, что некоторые методики — например, ФСБ — ­вообще секретны, и потому узнать, как они устроены, в принципе невозможно, а некоторые — такие как методика МВД — чересчур генерализованы и дают эксперту ­максимальную степень свободы. Даже несмотря на недавнее ­появление общего межведомственного документа по методике специальных экспертиз в этой области (материалы не опубликованы), само качество применения этих методик вызывает серьезные нарекания специалистов.

В-третьих, чтобы получить право составлять психолингвистические экспертизы, достаточно пройти специальные курсы переподготовки, продолжительностью один-три месяца, необязательно даже иметь степень кандидата наук или профильное образование. В делах по ненасильственным преступлениям обычно привлекаются эксперты ведомственных подразделений, занимающихся специальной экспертизой, иными словами, речь идет о закрытом пуле работников, их фамилии не афишируются, они держатся за свое место, а их научный уровень в лингвистике или психологии совсем не обязательно высок. Более того, иногда речь идет о специалистах, вообще не имеющих ни одной научной публикации — например, хорошо известная российским органам суда и следствия эксперт Н. Крюкова, директор АНО «Центр социокультурных экспертиз», единственной научной работой которой, согласно имеющимся библиографическим каталогам, была и остается кандидатская диссертация по педагогике (этот автор лингвистических экспертиз имеет высшее образование по специальности «математика» и квалификацию учителя математики). В соавторстве с другими экспертами АНО «Центр социокультурных экспертиз» она написала более 50 экспертиз, принятых российскими судами. Впрочем, не так редко органами привлекаются и проверенные сотрудники научно-образовательных учреждений, в том числе РАН, что не обязательно свидетельствует о высоком научном качестве экспертизы: например, написанная сотрудниками Пермского университета экспертиза по «делу о кукле Путина» изобилует всеми возможными ошибками, искажениями и глупостями (чего стоит хотя бы утверждение о том, что «женщины и лица поздней взрослости… обладают особой чувствительностью, восприимчивостью, повышенной возбудимостью» — видела бы это заключение Эммелин Панкхёрст!).

Надо сказать, что как профессиональный уровень такой экспертизы, то есть соответствие ее российским и международным стандартам проведения экспертиз, так и степень ее независимости, то есть известная самостоятельность экспертов и их непредвзятость, уже становились предметом публичного обсуждения, в частности, в Европейском суде по правам ­человека. В ­делах «Станислав Дмитриевский против России» или «братья Ибрагимовы против России» ЕСПЧ обратил внимание на серьезные просчеты и явные противоречия в заключениях экспертов, на основании которых были, по сути, вынесены серьезные судебные решения в России. ЕСПЧ обратил внимание на факт обсуждения экспертами правовых вопросов, что является выходом эксперта за пределы своей научной компетенции (правовая оценка — это прерогатива суда), а также на очевидный дисциплинарный сдвиг в логике суда, предпочитающего филологов и психологов религиоведам по отношению к религиозным текстам предположительно экстремистского содержания.

Пример: семейное предприятие экспертов Тарасовых

Заведующего отделом психолингвистики Института языкознания РАН Евгения Фёдоровича Тарасова, казалось бы, должно быть трудно заподозрить в низком профессиональном уровне, однако зачастую научный уровень не имеет прямого отношения к опыту проведения специальной экспертизы.

Так, в 2011 году Е. Ф. Тарасов выступил вместе со своим сотрудником Александром Петровичем Василевичем в психолингвистической экспертизе текстов Р. Хаббарда (Церковь саентологии). Два филолога сделали заключение относительно того, что религиозная группа «Церковь саентологии» якобы формирует «изолированную социальную группу», а всю саентологическую религиозную философию обозначили как «идеологическую доктрину, направленную на изменение существующего социума, находящегося за пределами группы» (характеристика, которую при желании можно дать самому широкому списку идеологических и религиозных учений). Таким образом, два филолога фактически обосновали необходимость запрета нескольких саентологических книг как «экстремистских». Суд, к сожалению, не только не заметил такого странного положения вещей, но и не принял во внимание рецензии, представленные защитой.

Таким же образом неразборчивы были и прокуроры, которые использовали заключение Е. Ф. Тарасова по делу директора украинской библиотеки в Москве. В своем заключении по этому делу эксперт Е. Ф. Тарасов нашел признаки экстремизма в 24 из 25 проанализированных им материалов, включая детский журнал «Барвинок». В сборнике статей «Голод на Украине» эксперт Е. Ф. Тарасов нашел «специальные средства, которые могут быть поводом для возбуждения межнациональной ненависти и розни». В частности, такими средствами доктор филологических наук посчитал экстремистские высказывания вроде «Советский Союз назван империей», поскольку «в этом наименовании содержится отрицательная оценка советской власти». В целом, оценивая книгу, Е. Ф. Тарасов заключает, что «она имеет антисоветскую и антироссийскую направленность». Эксперт ­ГЛЭДИС (Гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам) и член сети Amicus Curiae Игорь Жарков в своей рецензии обратил внимание на многочисленные примеры выхода экспертом Е. Ф. Тарасовым за пределы своей профессиональной компетенции, подмены понятий, некорректности в использовании специальных методик исследования и в целом на несоответствие проведенного исследования поставленным следствием вопросам.

Тем не менее на основании такой экспертизы суд приговорил библиотекаря «за экстремизм» на четыре года условно. Показательно, что титулованный ученый, занимающий высокую должность в головном языковедческом институте РАН, уже попадал в поле зрения Диссернета — как соавтор некорректных публикаций и оппонент в защите «красочных» диссертаций.

Не менее яркой является и экспертная практика сына Е. Ф. Тарасова — Александра Евгеньевича Тарасова, кандидата политических наук и доцента Сеченовского университета в Москве, который более 10 лет работает в области специальной судебной экспертизы вместе с уже упомянутой Н. Крюковой в АНО «Центр социокультурных экспертиз». Именно этому тандему принадлежат многочисленные и чудовищные по уровню как профессионализма, так и предвзятости экспертизы по Свидетелям Иеговы (деятельность организации запрещена в РФ), инженеру Ночевному, обвинявшемуся в унижении чувств верующих за мемы «Бога нет»; их же экспертиза легла в основу приговора блогеру Синице. В психолого-лингвистической экспертизе по оскорблению верующих в деле парка «Торфянка» А. Е. Тарасов обозначил себя как доктора культурологии и кандидата психологических наук, степенями, которыми он не обладает. По-видимому, переводчик и политолог А.Е Тарасов приписал себе степени доктора культурологии и психолога В. И. Батова, с которым вместе еще в 2012 они написали экспертизу по делу Pussy Riot (где среди прочего высказали уверенность в наличии в исследуемом тексте «высказываний, направленных на возбуждение вражды по признаку отношения к религии» и «призывов к неповиновению власти и осуществлению беспорядков»).

Эта семейственность продолжается и на (бывшей?) супруге А. Е. Тарасова, Зое Михайловне Тарасовой, подмосковном враче-педиатре, которая от имени того же АНО «Центр социокультурных экспертиз» выступила экспертом в деле карельского историка Юрия Дмитриева, обвиняемого в распространении порнографии. Сексолог Лев Щеглов охарактеризовал ее экспертизу так: «С точки зрения формальной и профессиональной логики это почти юмористический документ». В итоге Петрозаводский городской суд не стал основывать приговор на этой экспертизе и отменил обвинение по «порнографии» (что, правда, не помешало апелляционному суду отправить это оправдательное решение на пересмотр).

Трудно отделаться от мысли о неслучайности совпадений — речь должна идти об удивительной комбинации предвзятости и непрофессионализма во всех известных нам экспертизах этого семейства.

Изучение экспертиз в России. Amicus Curiae

В России публичное обсуждение экспертиз возникало эпизодически и раньше, в основном благодаря активности экспертных групп, таких как ГЛЭДИС, правозащитных НКО — Центра защиты прав СМИ¹, ИАЦ «Сова-центр»¹, — а также активному интересу к этой теме ряда СМИ, прежде всего «Новой газеты». В центре внимания оказывались наиболее одиозные и откровенно антинаучные экспертизы по политическим делам, вроде нашумевшей экспертизы по делу о митинге в Новороссийске в 2009 году с плакатом «Свободу не дают, ее берут», в которой эксперт пришел к выводу, что этот лозунг «служит интересам тех, кто хотел бы расшатать общественно-политический строй современной России…». Надо сказать, что даже откровенно ненаучный и предвзятый текст политологической экспертизы, основанный на «плане Алена Даллеса» (известная фальшивка о необходимости «морального подрыва» СССР, приписываемая директору ЦРУ Алену Даллесу), был принят судом, и на основе его было вынесено обвинение в отношении организаторов митинга — тоже, кстати, недавно получившее свою оценку в ЕСПЧ. Не менее скандальными были и заключения московских экспертов, уже упомянутой Н. Крюковой и В. Батова, например, признавшими экстремизмом лозунг «Убей в себе раба». К сожалению, во всех этих случаях суд принял очевидно фальсифицированные научные заключения в качестве подлинных, несмотря на очевидные даже для непрофессионала признаки ненаучности и предвзятости.

По инициативе Центра независимых социологических исследований (СПб)¹ было создано сообщество Amicus Curiae, объединившее исследователей, экспертов, адвокатов и гражданских активистов, заинтересованных в повышении качества специальной экспертизы, утверждении современных научных стандартов и критериев ее оценки. На протяжении более трех лет сообщество собирает материалы и публикует обзоры, посвященные различным сомнительным экспертизам и прямым фальсификациям научного знания из реальной правоприменительной практики.

Изучение экспертиз показало, что в российской судебной практике экспертиза, даже очевидно сомнительная — с ответом на правовые вопросы, с отсутствием какой-либо методики, с игнорированием элементарных норм логики и языка (например, школьные ошибки в грамматике в заключениях профессиональных филологов), — не встречается с серьезной оценкой суда, и ее авторы, за единственным исключением (частное определение в отношении одиозного эксперта С. Федяева в Краснодаре), не получают должной оценки как научного уровня своих текстов, так и степени их предвзятости.

Новый проект «Диссернета»

Кропотливое изучение практики специальной судебной экспертизы привело к пониманию того, что сомнительная судебная экспертиза очень близка по жанру к другим сомнительным или напрямую фальсифицированным текстам. Это соображение, высказанное в докладе «Фальсификация судебной экспертизы в гуманитарных науках» на Комиссии РАН по противодействию фальсификации научных исследований 24 мая 2019 года, привело к появлению совместного проекта «Диссернета» и Amicus Curiae, посвященного судебной экспертизе.

Возможно, вы скажете: всё это прекрасно, но при чем тут «Диссернет», который занимается плагиатом в научных работах? Такое представление о деятельности сетевого сообщества по-прежнему преобладает; между тем, «Диссернет» давно уже перерос собственные первоначальные рамки поиска плагиата в диссертациях больших начальников и перешел к полномасштабному изучению ландшафта российской псевдонауки.

Судебная экспертиза — это специфический, но все-таки научный текст с присущими ему чертами: полнотой исследования, критикой источника, корректностью использованной методики и т. д. Экспертиза, в которой нарушены научные нормы, представляет собой такую же фальсификацию научного труда, как списанная диссертация или публикация. Авторы фальшивых судебных экспертиз — такой же объект исследования «Диссернета», как авторы списанных диссертаций или участники фальшивых защит. Более того, «эксперты», пишущие заказную ахинею, выдаваемую за научный труд, рассматриваются «Диссернетом» так же, как и члены диссоветов, обслуживающие фабрики фальшивых диссертаций или принимающие на совете абсурдные позорные решения, или как авторы «лжекниг»-монографий, изданных задним числом для оправдания заимствований в диссертации. То есть лжеэксперты — неотъемлемая часть ландшафта российской псевдонауки, природу которой исследует «Диссернет».

Как и в других проектах «Диссернета», читатели смогут сами сделать вывод относительно научной состоятельности и независимости опубликованных экспертиз: каждая экспертиза сопровождается рецензией на нее, написанной ученым, которому доверяют эксперты «Диссернета» и Amicus Curiae, и содержащей оценку основных положений исследуемого текста. Читатель может ознакомиться как с полными текстами экспертизы и рецензии, так и с подборкой цитат, подтверждающих найденные рецензентом нарушения научных норм в экспертизе.

На момент написания этого текста сайт проекта содержит 15 «пилотных» экспертиз (с критическими рецензиями на них).

Удивительным образом, при всей своей значимости для выводов следствия и решения суда авторы экспертиз обычно остаются инкогнито. Эта традиция не называть имена экспертов в публичном пространстве имеет две причины. Во-первых, журналисты, освещающие то или иное дело, обычно не осознают важности обнародования конкретной фамилии, хотя их репортажи могут даже включать в себя цитаты из экспертиз. Во-вторых, сами фигуранты дела и участники процесса, хотя и имеют доступ к экспертизам, обычно озабочены совсем другими проблемами и задачами. А еще реже широкой публике удается не только узнать имя эксперта, но и увидеть непосредственно текст экспертизы.

Восполнить этот пробел в публичном знании и вывести из тени авторов некорректных судебных экспертиз и призван новый проект. Результатом должно стать формирование открытой базы лжеэкспертов, пишущих заказные псевдонаучные тексты под видом экспертной работы. Кроме того, цель проекта — инициировать в научном сообществе максимально широкое обсуждение таких экспертиз, что должно способствовать повышению их научного уровня и развитию состязательной судебной системы в России, — задача, которая в равной мере важна как для гражданского общества, так и для государственных и правоохранительных органов.

В заключение заметим, что на юридические последствия вроде дисквалификации лжеэкспертов пока рассчитывать не приходится, только на репутационные. Впрочем, когда «Диссернет» начинал свою деятельность, никто не ожидал, что через семь лет работы сотни плагиаторов будут лишены ученой степени.

¹ Радио «Свобода», Центр защиты прав СМИ, ИАЦ «Сова-центр» и Центр независимых социологических исследований включены Минюстом в список организаций, осуществляющих функции иностранного агента.