 Мария Лазебная |
2 марта 2021 года диссертационному совету Д 208.041.01 Московского государственного медико-стоматологического университета им. А. И. Евдокимова выпала тяжелая доля — рассмотреть заявления о лишении ученых степеней кандидатов медицинских наук троих врачей. Согласно процедуре по каждому случаю была назначена комиссия для анализа материалов заявителей…
Диссертация Елены Звягинцевой «Медико-социальное значение эректильной дисфункции и безопасность гипотензивной терапии у мужчин с артериальной гипертонией» прошла защиту в этом совете в 2011 году. Комиссия в составе профессоров Елены Мальчук, Татьяны Адашиной и Алексея Самсонова согласилась с претензиями заявителей, подтвердив наличие в работе заимствований, выполненных с нарушением порядка использования заимствованного материала. «Мы в данном случае полностью согласны с теми замечаниями, которые были предъявлены», — озвучила заключение комиссии Елена Мальчук.
Но председатель совета Раиса Стрюк не горела желанием вершить судьбу хабаровского терапевта и попыталась поставить на голосование вопрос о передаче на рассмотрение данного заявления в другой диссертационный совет. В ответ на это заявитель Михаил Гельфанд указал на прямое нарушение действующего Положения о присуждении ученых степеней, согласно которому заявление направляется именно в тот совет, который принял решение о присуждении степени (если его деятельность не прекращена либо не приостановлена).
Раиса Ивановна попробовала надавить на жалость: «На мой взгляд, с нашей стороны будет негуманно спустя десять лет лишить человека ученой степени, который потратил силы, энергию, клетки головного мозга и свои мысли. Плюс ко всему тогда не было системы „Антиплагиат“, она введена только с 2013 года. Сейчас ни одна диссертационная работа не будет принята диссертационным советом, если она не прошла через эту систему, вычисляющую процент заимствований. А в то время этого не было. И поэтому оппоненты уважаемые, которых мы будем сейчас сечь, научный руководитель, которого мы тоже будем втаптывать не знаю куда, — они не знали, что в 2004-м есть диссертация Бурмистрова, в 2008 году есть диссертация Демидова; а в 2011 году Звягинцева, заочный аспирант, проживающая в Хабаровске, которая вышла сюда к нам по зуму с девятичасовой разницей и обливается сейчас слезами, я в этом абсолютно уверена, она должна сейчас расплачиваться за то, что было десять лет назад. Поэтому я предлагаю закрыть обсуждение и оформить протоколом обращение в ВАК для направления данной диссертационной работы на экспертизу в другой ученый совет».
Однако эмоциональное обращение председателя не остановило заявителя — Михаил Гельфанд всё же настоял на своем праве высказаться: «Во-первых, действительно, системы автоматической проверки на плагиат десять лет назад не было, но все-таки поверить в то, что научный руководитель может не заметить, что исследование не проводилось, — в это мне поверить трудно. А утверждение о том, что оно не проводилось, я основываю на следующих соображениях. Судя по тому, что написано в текстах диссертаций, эти исследования были проведены в разных городах, в разное время и в разных клиниках. Тем не менее, списки нозологий, проценты пациентов, общее количество обследованных полностью совпадают. И это не одна цифра, это целые таблицы на протяжении страниц. Второе: было сказано, что соискатели пользовались обширной базой данных, созданной на кафедре. Это замечательно. Но в таких случаях люди пишут, что они пользовались базой уже существующих данных, а не пишут „проведенное нами анкетирование“, „наше исследование“ и т. д. Иначе это не цитирование, а прямое присвоение чужого интеллектуального труда. И третье, самое существенное: когда диссертация списана у чиновника, у экономиста, у юриста — это полбеды. Но когда списана диссертация у врача — то мне страшно лечиться у этого врача. Этот же доктор будет вести статистику в своей клинике, при том что мы видим, как он относится к статистике; этот же доктор будет проводить клинические исследования — и вот это мне кажется самым существенным. Я понимаю, что когда к обсуждению защиты диссертации вернулись через десять лет, — эта ситуация тяжелая для всех, и, в первую очередь, для диссертанта. Но если я десять лет назад украл картину из Эрмитажа, то у меня ее отберут и вернут обратно в музей (Но не посадят! — Прим. ред.). И на самом деле нет принципиальной разницы между этими деяниями. Здесь был использован без должной атрибуции чужой результат — было за свое выдано исследование, которое автором не проводилось».
Поскольку избежать дискуссии так и не удалось, Елена Звягинцева получила возможность лично ответить на предъявленные ей претензии: «Давайте я расскажу, как я собирала материал, хоть это и сложно сейчас, спустя десять лет. У меня осталось техническое задание, которое выдал университет. Я пользовалась электронной библиотекой Дальневосточного государственного медицинского университета. Так как я жила в Хабаровске, то большую часть времени по поиску литературы проводила на рабочем месте. Я вела поиск литературы по ключевым словам за период с 2000 до 2010 года. Может быть, я действительно каким-то образом воспользовалась совпадением с Бурмистровым, но у меня в этой большой куче документов не было ни разу ссылки на его диссертацию. Возможно, это был недостаточный архив для российских авторов, но здесь других архивов у меня не было. К сожалению, у меня не было даже этой диссертации Бурмистрова. Так что я не знаю, как это произошло».
На вопрос Михаила Гельфанда, почему автор позволяет себе писать фразу «нами выявлены результаты» про исследования другого автора (и кто в таком случае эти «мы»?), кандидат наук Елена Звягинцева посетовала на обширную базу данных международного поиска: «Я могла воспользоваться любой ссылкой из открытого доступа. Я не знаю тогда, чьи это данные, мои или других диссертантов».
Неожиданным образом поддержала диссертанта ее научный руководитель — Ольга Любшина. Не отвечая заявителю по существу претензий, она ударилась в воспоминания о том, «что такое были 90-е годы и через что прошел этот человек». Она согласилась, что в работе могут быть недочеты, но это не умаляет личных качеств Звягинцевой как врача и как человека. Не удержалась от воспоминаний о трудных временах и Раиса Ивановна: «Сейчас очень легко рассуждать, что все не так. Но если бы мы 90-е годы не выстояли, то сейчас бы здесь не обсуждали эту женщину и эту работу».
Профессор Аркадий Верткин развеял тревогу Михаила Гельфанда по поводу лечения эректильной дисфункции: «Вы должны быть абсолютно спокойны и, если у вас возникнет необходимость в медицинской помощи, вы можете смело обращаться, потому что эта работа и всё остальное, что было сделано, для России создало совершенно новое, откровенное и понятное направление, которым сегодня пользуются в том числе и уважаемые члены ученого совета, многих из которых знает весь мир». Аркадий Львович давил авторитетом, перечисляя имена академиков и профессоров, международные конгрессы и мировую печать. А заслуга Звягинцевой, по его словам, в том, что она подытожила эту большую работу.
В ответ на реплику из зала, что люди живут и без ученой степени, так почему бы и госпоже Звягинцевой не попробовать, председатель совета опять попыталась вызвать слезу у собравшихся: «Мне ужасно больно вот эту женщину лишать ученой степени. Даже не потому, что она хороший человек и хороший клиницист, а потому, что она использовала всю свою интеллектуальную мощь для того, чтобы выполнить эту работу. Возможно, она ей раскрыла другие профессиональные горизонты. Но это же тоже здорово, что мы не только на кухне варим кашу!» Под таким напором Раисы Ивановны ни один из присутствующих членов совета не посмел кинуть камень в «хорошую женщину», и, несмотря на заключение собственной экспертной комиссии, собравшиеся единогласно предложили сохранить за хабаровским доктором Еленой Звягинцевой степень кандидата медицинских наук, вынеся ей лишь порицание за «некорректные заимствования».
Изрядно утомившись в борьбе за права женщин, следующие два заявления члены совета обсудили с молниеносной скоростью. Доктора медицинских наук Елена Прохорович и Андрей Забороский от лица своих комиссий подтвердили наличие некорректных заимствований в работах таджикских врачей Савзаали Азимова и Аскара Нураддинова. Некоторые из присутствующих выразили сомнение в том, что совет имеет право вмешиваться в иностранные дела. Но Михаил Гельфанд пояснил, что, несмотря на наличие с 2018 года в Таджикистане собственного ВАК, часть их советов по-прежнему действует в рамках российской государственной системы научной аттестации. Раиса Ивановна заподозрила Михаила Сергеевича в том, что это под его влиянием ВАК поставил совет Д 208.041.01 в такое неудобное положение: «Мы, к сожалению, идем вразрез с политикой партии и правительства. Всё мы прекрасно знаем и все присутствуем на тех мероприятиях, на которых выступает наш президент, ратуя о расширении межнациональных контактов. Сегодня мы с вами единогласно приняли решение, которое, я не знаю, как повлияет (может быть, и нет), может быть, этот товарищ уже занимает пост министра, — никто не знает, его никто не нашел. Но имеем ли мы право, не видя лица человека, не зная ничего о нем, принимать такие решения?!» Михаил Сергеевич призвал не делать унизительных для независимого государства Таджикистан скидок и призвал укреплять межгосударственные связи за счет искоренения негативных явлений в науке. Попытка устроить предметную дискуссию была пресечена на корню, и в едином порыве собравшиеся лишили двух иностранных врачей их степеней. Вот такая дружба народов!
P.S.: По-видимому, Оксана Матвеева,
прошедшая защиту в МГМСУ в 2012 году по специальности «кардиология»,
тоже была «хорошей женщиной», поскольку поступившее в 2019 году
заявление о лишении ее ученой степени было также отклонено этим советом.
Ее кандидатская работа дважды рассматривалась Экспертным советом
и Президиумом ВАК, и в итоге приказом Минобрнауки
от 22.03.2021 врач-терапевт ФНКЦ ФМБА Оксана Матвеева была лишена
ученой степени кандидата наук. Таким образом, у команды Раисы Стрюк уже
есть одна «желтая карточка»*. Еще одно лишение — и совет Д 208.041.01 может быть закрыт.
* На самом деле уже две: решение о нелишении, не поддержанное ВАК,
является самостоятельным нарушением. Так что, формально говоря, работу
диссовета уже можно как минимум приостановить. К сожалению, называющим
себя председателем ВАК В. М. Филиппов не замечает этой особенности
действующего Положения. — Прим. ред.