— Как вы начали заниматься «Диссернетом»?
— Это началось в конце 2012 года. При МГУ есть школа-интернат для одаренных математиков. Она называется СУНЦ. В какой-то момент там сменился директор, им стал молодой человек по фамилии Андриянов (Андрей Андриянов. — Открытая Россия). У него была мутная история. Он учился на химическом факультете МГУ, потом в аспирантуре, потом ее бросил; занимался политикой, был с «нашистами», вдруг внезапно защитил кандидатскую диссертацию по истории и стал директором СУНЦ. А школа эта непростая, родительский и попечительский комитет заволновались: там всегда директорами были люди, принадлежащие ученому миру, люди с репутацией, а тут какой-то молодой деятель со спорной политической и непонятной научной биографией. Они решили посмотреть, что у него за диссертация. Тогда был популярен ЖЖ, и родители учеников там подробно рассказывали, как они изучили диссертацию и публикации Андрианова, проверяя их на плагиат буквально по строчкам. Я в это время был в Германии, а там вовсю шел аналогичный проект на Wiki-платформе: назывался проект VroniPlag, и немцы много чего автоматизировали. Я подумал: а что же ребята так мучаются? Давайте напишем программу, чтобы не вручную проверять диссертации: ведь машина может это делать гораздо эффективнее.
— Тогда-то и родилась та самая программа, которую сейчас называют диссерорубкой Ростовцева?
— Да, она тогда родилась как идея; и когда я в 2013 году приехал в Москву, вокруг этого ЖЖ-сообщества, которое интересовалось проблемой, появились Михаил Гельфанд, Сергей Пархоменко и Андрей Заякин. Мы друг друга еще не знали, а только виртуально общались. А Андриянов оказался совершенно наивным человеком. Когда поднялся шум вокруг его диссертации, он достал журналы, в которых публиковались его статьи по теме диссертации, позвал журналистов, они все это сфотографировали, выложили в ЖЖ, — и через 15 секунд все узнали, что страницы журналов, где были опубликованы статьи Андриянова, неправильно пронумерованы, и выяснилось, что эти журналы существуют в единственном экземпляре. Андрианова просто «сделали». Когда ему продавали диссертацию, ему продали и публикации в журнале.
— Он купил свою диссертацию?
— Ну конечно. Он, как и все махровые клиенты «Диссернета», не то что не писал свою диссертацию, он ее не то что не читал, — он ее никогда в глаза не видел. Потом мы (будущие создатели «Диссернета» Гельфанд, Пархоменко, Заякин и Ростовцев. — Открытая Россия) списались, встретились и решили попробовать выборочно проверить несколько диссертаций. Точную дату нашей первой встречи никто из нас не помнит. Это была весна 2013 года. Тогда никому и в голову не приходило, что эта затея превратится в такую серьезную штуку. Наши инструменты все время совершенствовались, и со временем масштабы охвата возрастали в десятки, в сотни раз. А начиналось все с единичных диссертаций. Заякин вспоминает: мы думали, что за год проверим десять диссертаций, не больше. А сейчас у нас в базе данных пять с половиной тысяч проверенных фальшивых диссертаций.
Андрей Андриянов на заседании координационного совета «Объединенного народного фронта». Фото: Валерий Шарифулин / ТАСС / Архив
«Диссерорубка» Ростовцева
Владимир Платонов. Фото: Артем Коротаев / ТАСС
И таких правовых коллизий очень много. Юристы-правоведы нам сказали, что здесь нарушена аксиома: ни при каких обстоятельствах нельзя допускать извлечение выгоды из результатов правонарушений.
— Получается, что если вы человека уличаете в плагиате, то вы как бы ставите на него клеймо.
— Да, мы считаем, что этот человек участвует в научном мошенничестве. Нас часто упрекают. Говорят: « Вот, если вы будете продолжать уличать врачей, то кто у нас будет оперировать? Вы всех врачей всех разгоните. Посмотрите, сколько он людей спас, а вы его в мошенничестве обвиняете». Я на это возражаю: «Зачем ему диссертация, пусть получит медаль за спасение людей». На самом деле здесь все гораздо глубже. Мы, например, долгое время медицинскую тему не трогали — Михаил Гельфанд наложил на нее табу из-за проблем с этикой. Только когда к нам подключилось Общество доказательной медицины, которое основную работу делает по медицинским диссертациям, мы сумели это дело поднять. Одним из первых медиков, которого мы уличили в плагиате, стал врач-хирург Юрий Царапкин: у него диссертация про «истечение лимфы у женщин». Она скопирована с другой, более ранней диссертации про «кровотечение у людей». Там кровь заменена лимфой. Но оказалось, что есть еще более ранняя диссертация, и там речь идет не о женщине и не о человеке, а о крысах. Она про истечение и крови, и лимфы у крыс. И таких «матрешек» у нас много. И вот этого врача через какое-то время после сделанного нами открытия уволили из частной клиники, где он работал.
Диссертация — это результат исследовательской работы: человек должен работать в академической сфере. Докторская диссертация предполагает много публикаций. Если человек пишет докторскую, значит, он создал научное направление, у него должны быть ученики. А если вы посмотрите на публикации Татьяны Голиковой, то увидите, что они сделаны в одно и то же время, практически в один год. Нет большого числа публикаций ни до, ни после. Понятно, что все это писалось, фальсифицировалось на заказ.
Татьяна Голикова. Фото: Станислав Красильников / ТАСС
В
юриспруденции ситуация еще хуже. Почему политики региональные покупают
диссертации? Политическая карьера — не вечна, и в какой-то момент им
надо будет оттуда уйти, а самая любимая траектория — это прыгнуть в
ректорское кресло местного университета. Но там надо быть доктором наук.
Вот они и заказывают диссертации.
Но в последнее время я замечаю, что чиновники, депутаты перестали защищаться. Как будто на диссертации поставлен некий запрет. Говорят, что в последнее время сократилось число фабрик диссертаций. Об этом свидетельствуют цифры: каждый год у нас защищалось по 20-30 тысяч диссертаций. В 2014 году их число неожиданно сократилось примерно до 15 тысяч. А в прошлом году — примерно до 13 тысяч.
— Это началось в конце 2012 года. При МГУ есть школа-интернат для одаренных математиков. Она называется СУНЦ. В какой-то момент там сменился директор, им стал молодой человек по фамилии Андриянов (Андрей Андриянов. — Открытая Россия). У него была мутная история. Он учился на химическом факультете МГУ, потом в аспирантуре, потом ее бросил; занимался политикой, был с «нашистами», вдруг внезапно защитил кандидатскую диссертацию по истории и стал директором СУНЦ. А школа эта непростая, родительский и попечительский комитет заволновались: там всегда директорами были люди, принадлежащие ученому миру, люди с репутацией, а тут какой-то молодой деятель со спорной политической и непонятной научной биографией. Они решили посмотреть, что у него за диссертация. Тогда был популярен ЖЖ, и родители учеников там подробно рассказывали, как они изучили диссертацию и публикации Андрианова, проверяя их на плагиат буквально по строчкам. Я в это время был в Германии, а там вовсю шел аналогичный проект на Wiki-платформе: назывался проект VroniPlag, и немцы много чего автоматизировали. Я подумал: а что же ребята так мучаются? Давайте напишем программу, чтобы не вручную проверять диссертации: ведь машина может это делать гораздо эффективнее.
— Тогда-то и родилась та самая программа, которую сейчас называют диссерорубкой Ростовцева?
— Да, она тогда родилась как идея; и когда я в 2013 году приехал в Москву, вокруг этого ЖЖ-сообщества, которое интересовалось проблемой, появились Михаил Гельфанд, Сергей Пархоменко и Андрей Заякин. Мы друг друга еще не знали, а только виртуально общались. А Андриянов оказался совершенно наивным человеком. Когда поднялся шум вокруг его диссертации, он достал журналы, в которых публиковались его статьи по теме диссертации, позвал журналистов, они все это сфотографировали, выложили в ЖЖ, — и через 15 секунд все узнали, что страницы журналов, где были опубликованы статьи Андриянова, неправильно пронумерованы, и выяснилось, что эти журналы существуют в единственном экземпляре. Андрианова просто «сделали». Когда ему продавали диссертацию, ему продали и публикации в журнале.
— Он купил свою диссертацию?
— Ну конечно. Он, как и все махровые клиенты «Диссернета», не то что не писал свою диссертацию, он ее не то что не читал, — он ее никогда в глаза не видел. Потом мы (будущие создатели «Диссернета» Гельфанд, Пархоменко, Заякин и Ростовцев. — Открытая Россия) списались, встретились и решили попробовать выборочно проверить несколько диссертаций. Точную дату нашей первой встречи никто из нас не помнит. Это была весна 2013 года. Тогда никому и в голову не приходило, что эта затея превратится в такую серьезную штуку. Наши инструменты все время совершенствовались, и со временем масштабы охвата возрастали в десятки, в сотни раз. А начиналось все с единичных диссертаций. Заякин вспоминает: мы думали, что за год проверим десять диссертаций, не больше. А сейчас у нас в базе данных пять с половиной тысяч проверенных фальшивых диссертаций.
Андрей Андриянов на заседании координационного совета «Объединенного народного фронта». Фото: Валерий Шарифулин / ТАСС / Архив
«Диссерорубка» Ростовцева
— Пять с половиной тысяч — много или мало с точки зрения всего объема сфальсифицированных диссертаций?
— Здесь вопрос, что считать сфальсифицированной диссертацией. То, что мы берем, — это такие махровые работы, где почти все списано. Никогда не берем работы, где заимствованы небольшие кусочки текста.
— Как вы определяете, что в диссертации присутствует плагиат? Расскажите о технологии.
— «Диссерорубка» — это комплекс компьютерных программ. Там есть программы, которые чистят; есть программы, которые трансформируют, проверяют; есть программы, которые вытягивают авторефераты из интернета, потом сравнивают тексты авторефератов с другими авторефератами и с другими книгами, — с тем, что есть в cети. Если диссертация полностью списана, то и автореферат полностью списан, ведь автореферат — это выжимка диссертации. Мы работаем с многостраничным плагиатом, по 10-50 страниц, а ведь иногда защита диссертации сводится к замене титульного листа. Таких тоже полно.
— И что происходит дальше?
— Если есть массовые совпадения текста, то машина маркирует: «Эта диссертация подозрительная». Мы ставим эту работу в лист ожидания. Когда тем или иным способом мы получаем полный текст диссертации, дальше машина этот текст проверяет на совпадения с другими диссертациями и с текстами, которые вообще есть в сети. Раскрашивает в разные цвета, делает табличку, и дальше эта табличка уходит в другой лист ожидания, откуда ее забирает другой эксперт, который начинает смотреть своими глазами: «А, эта страничка раскрашена, что здесь? Цитата — значит, краску снять. А здесь все украдено» и т.д. У нас обязательная процедура — двойная проверка: еще один независимый эксперт берет диссертацию и проверяет работу первого эксперта.
— Работ, которые вы называете махровыми, где все списано, — много?
— Это не очень большой процент от всех диссертаций.
— А сколько всего в России защищается диссертаций?
— Мы можем заниматься не всеми диссертациями, которые были когда-либо защищены в России, а только за последние 15 лет. У нас есть граница видимости, которая проходит в районе 2000-2001 годов. Русскоязычных текстов раньше этого времени очень мало, и нам не с чем сравнивать. Количество диссертаций, защищенных за последние 15 лет и доступных для чтения, — около 400 тысяч. Наша программа, которая вытягивает авторефераты, работает не по заказу: она работает с категориями диссертаций, идентифицируемыми по тем или иным признакам. Например, все экономисты, все юристы, или все диссертации, защищенные в таком-то совете.
— В каких областях науки больше всего липовых диссертаций?
— Экономисты у нас в лидерах. 3,2% полностью сфальсифицированных диссертаций — только у них. А у юристов, которых мы тоже основательно прошерстили — 3,2%. Но у юристов защищено в три раза меньше диссертаций, чем у экономистов. А по «махровости» они одинаковые.
— А врачи?
— Мы еще не закончили проверку всех диссертаций у врачей. Надеюсь, что в этом году закончим.
— Начали с экономистов, потом взяли юристов, теперь — врачей. Как вы выбираете, чьи диссертации проверять?
— Выбор очень простой. Прежде чем заработала массовая программа, у нас был какой-то опыт и набор статистики, и, судя по этой статистике, было видно, что первые по значимости — это экономисты, вторые — юристы. Потом мы взяли педагогов, и оказалось, что педагоги чуть ли не переплюнули юристов. Мы занялись психологами, но у них не так много диссертаций. Занимались историками, но у нас еще нет полной статистики. Сейчас работаем с медициной.
— Здесь вопрос, что считать сфальсифицированной диссертацией. То, что мы берем, — это такие махровые работы, где почти все списано. Никогда не берем работы, где заимствованы небольшие кусочки текста.
— Как вы определяете, что в диссертации присутствует плагиат? Расскажите о технологии.
— «Диссерорубка» — это комплекс компьютерных программ. Там есть программы, которые чистят; есть программы, которые трансформируют, проверяют; есть программы, которые вытягивают авторефераты из интернета, потом сравнивают тексты авторефератов с другими авторефератами и с другими книгами, — с тем, что есть в cети. Если диссертация полностью списана, то и автореферат полностью списан, ведь автореферат — это выжимка диссертации. Мы работаем с многостраничным плагиатом, по 10-50 страниц, а ведь иногда защита диссертации сводится к замене титульного листа. Таких тоже полно.
— И что происходит дальше?
— Если есть массовые совпадения текста, то машина маркирует: «Эта диссертация подозрительная». Мы ставим эту работу в лист ожидания. Когда тем или иным способом мы получаем полный текст диссертации, дальше машина этот текст проверяет на совпадения с другими диссертациями и с текстами, которые вообще есть в сети. Раскрашивает в разные цвета, делает табличку, и дальше эта табличка уходит в другой лист ожидания, откуда ее забирает другой эксперт, который начинает смотреть своими глазами: «А, эта страничка раскрашена, что здесь? Цитата — значит, краску снять. А здесь все украдено» и т.д. У нас обязательная процедура — двойная проверка: еще один независимый эксперт берет диссертацию и проверяет работу первого эксперта.
— Работ, которые вы называете махровыми, где все списано, — много?
— Это не очень большой процент от всех диссертаций.
— А сколько всего в России защищается диссертаций?
— Мы можем заниматься не всеми диссертациями, которые были когда-либо защищены в России, а только за последние 15 лет. У нас есть граница видимости, которая проходит в районе 2000-2001 годов. Русскоязычных текстов раньше этого времени очень мало, и нам не с чем сравнивать. Количество диссертаций, защищенных за последние 15 лет и доступных для чтения, — около 400 тысяч. Наша программа, которая вытягивает авторефераты, работает не по заказу: она работает с категориями диссертаций, идентифицируемыми по тем или иным признакам. Например, все экономисты, все юристы, или все диссертации, защищенные в таком-то совете.
— В каких областях науки больше всего липовых диссертаций?
— Экономисты у нас в лидерах. 3,2% полностью сфальсифицированных диссертаций — только у них. А у юристов, которых мы тоже основательно прошерстили — 3,2%. Но у юристов защищено в три раза меньше диссертаций, чем у экономистов. А по «махровости» они одинаковые.
— А врачи?
— Мы еще не закончили проверку всех диссертаций у врачей. Надеюсь, что в этом году закончим.
— Начали с экономистов, потом взяли юристов, теперь — врачей. Как вы выбираете, чьи диссертации проверять?
— Выбор очень простой. Прежде чем заработала массовая программа, у нас был какой-то опыт и набор статистики, и, судя по этой статистике, было видно, что первые по значимости — это экономисты, вторые — юристы. Потом мы взяли педагогов, и оказалось, что педагоги чуть ли не переплюнули юристов. Мы занялись психологами, но у них не так много диссертаций. Занимались историками, но у нас еще нет полной статистики. Сейчас работаем с медициной.
«Диссероспрут»
— Расскажите о фабриках липовых диссертаций. Правда ли, что любую диссертации можно купить?
— Да, конечно. Это же коммерческий проект, с маркетингом, с выкручиванием рук.
— А как вы об этом узнали?
— Как я сказал, в нашей базе данных пять с половиной тысяч махровых липовых диссертаций. За каждой диссертацией числятся научный руководитель, два или три оппонента, ведущая организация, диссертационный совет, в котором она защищалась. И мы видим ландшафт: где эти диссертации делаются, кто этим занимается в промышленных масштабах. В разных специальностях этот ландшафт разный. У историков, например, известно, что большой диссертационный совет был в МПГУ — даниловский (совет под руководством профессора Александра Данилова — Открытая Россия). Слава богу, этот совет закрыли, но большинство липовых диссертаций по истории — сотни работ — оттуда. Мы видим, что одни и те же люди участвовали в защитах многих диссертаций. Это люди, которые знали, что они делают.
— Да, конечно. Это же коммерческий проект, с маркетингом, с выкручиванием рук.
— А как вы об этом узнали?
— Как я сказал, в нашей базе данных пять с половиной тысяч махровых липовых диссертаций. За каждой диссертацией числятся научный руководитель, два или три оппонента, ведущая организация, диссертационный совет, в котором она защищалась. И мы видим ландшафт: где эти диссертации делаются, кто этим занимается в промышленных масштабах. В разных специальностях этот ландшафт разный. У историков, например, известно, что большой диссертационный совет был в МПГУ — даниловский (совет под руководством профессора Александра Данилова — Открытая Россия). Слава богу, этот совет закрыли, но большинство липовых диссертаций по истории — сотни работ — оттуда. Мы видим, что одни и те же люди участвовали в защитах многих диссертаций. Это люди, которые знали, что они делают.
Социологи, с которыми мы сейчас работаем, говорят о том же: характерный
признак коррупционности — когда люди начинают замыкаться в маленькую
группу.
На
одной защите они — научные руководители, на защите другой диссертации
они могут быть оппонентами, а потом меняются местами и т.д.
— Благодаря тому, что вы предаете эти истории гласности, подобные «школы» закрываются?
— Какие-то закрываются, какие-то не удается закрыть; их закрывает Министерство образования. В министерстве простой подход: если из одного и того же диссертационного совета двух защитившихся и больше лишили степени, то совет закрывается. За прошлый год было закрыто более тысячи советов, а это третья часть всех диссертационных советов. Некоторые советы, правда, были просто пустышками — в них никто ничего не защищал в последние три года. В ВАКе (Высшая аттестационная комиссия — государственный орган, отвечающий за присуждение ученых степеней и присвоение ученых званий. — Открытая Россия) работают экспертные советы по каждой отрасли. В экспертном совете около 30 докторов наук, которые решают, достоин ли соискатель ученой степени или нет. И в принципе это высшие судьи, высшая экспертиза.
Фабрика липовых диссертаций не может существовать только на основе диссертационного совета; ей нужен представитель в экспертном совете ВАКа, а то и в президиуме. И одновременно один или несколько представителей трудятся в редакции журнала, где публикуются статьи по теме диссертации до защиты. Как правило, управляет этим журналом та же самая группа людей, которая сидит в диссертационном совете. Они этот журнал и организовали для себя, чтобы публиковать статьи тех, кто защищает диссертации. Это треугольник: диссертационный совет, экспертный совет ВАК и редакция журнала. И в любой специальности, где мы встречаем такую фабрику, мы видим этот треугольник. То есть коррупция — снизу доверху.
— Есть несколько известных людей, которые из-за «Диссернета» лишились своих ученых степеней: спикер Мосгордумы Владимир Платонов, депутат Ришат Абубакиров; кто еще?
— По нашим заявлениям около 50 человек были лишены научных степеней. А также мы имеем около 50 отказов от лишения степени. И это несмотря на очевидные случаи, когда степеней нужно было лишать однозначно.
— Благодаря тому, что вы предаете эти истории гласности, подобные «школы» закрываются?
— Какие-то закрываются, какие-то не удается закрыть; их закрывает Министерство образования. В министерстве простой подход: если из одного и того же диссертационного совета двух защитившихся и больше лишили степени, то совет закрывается. За прошлый год было закрыто более тысячи советов, а это третья часть всех диссертационных советов. Некоторые советы, правда, были просто пустышками — в них никто ничего не защищал в последние три года. В ВАКе (Высшая аттестационная комиссия — государственный орган, отвечающий за присуждение ученых степеней и присвоение ученых званий. — Открытая Россия) работают экспертные советы по каждой отрасли. В экспертном совете около 30 докторов наук, которые решают, достоин ли соискатель ученой степени или нет. И в принципе это высшие судьи, высшая экспертиза.
Фабрика липовых диссертаций не может существовать только на основе диссертационного совета; ей нужен представитель в экспертном совете ВАКа, а то и в президиуме. И одновременно один или несколько представителей трудятся в редакции журнала, где публикуются статьи по теме диссертации до защиты. Как правило, управляет этим журналом та же самая группа людей, которая сидит в диссертационном совете. Они этот журнал и организовали для себя, чтобы публиковать статьи тех, кто защищает диссертации. Это треугольник: диссертационный совет, экспертный совет ВАК и редакция журнала. И в любой специальности, где мы встречаем такую фабрику, мы видим этот треугольник. То есть коррупция — снизу доверху.
— Есть несколько известных людей, которые из-за «Диссернета» лишились своих ученых степеней: спикер Мосгордумы Владимир Платонов, депутат Ришат Абубакиров; кто еще?
— По нашим заявлениям около 50 человек были лишены научных степеней. А также мы имеем около 50 отказов от лишения степени. И это несмотря на очевидные случаи, когда степеней нужно было лишать однозначно.
Здесь
мы сталкиваемся с коллизией, порожденной Министерством образования и
науки: оно отправляет нашу жалобу в тот диссертационный совет, где была
присуждена степень, и диссертационный совет знает, что если он лишит
степени один или два раза, то его прикроют и откроют только спустя
десять лет.
Естественно, в этом диссертационном совете будут до последнего дня
биться за честь своего мундира, называть белое черным, делать и говорить
что угодно.
— Отказ в лишении степени нельзя обжаловать?
— Иногда это получается — когда наша жалоба возвращается в ВАК, ее там снова рассматривают и посылают в альтернативный совет, и там плагиатора тут же лишают степени. У меня есть слайд, который я обычно показываю на конференциях: на слайде хорошо видно, как зависит решение совета от того, послали ли жалобу в тот «родной» совет или альтернативный. Так вот, 90% положительных решений принимается в альтернативном совете и 90% отрицательных решений на жалобы — если послали в тот же совет, где люди защищались.
— Раз разоблачение фальшивой диссертации автоматически не приводит к лишению степени, значит, самое большое достижение «Диссернета» — это репутационные издержки для тех, кого вы уличили в плагиате?
— Да, конечно. Когда мы изучали экспертные советы ВАК, мы увидели, что они наполнены этими «диссероделами». В некоторых из них, где защищаются диссертации по экономике, юриспруденции, медицине, у них «блокирующий пакет» — более 50%.
— Кто такие диссероделы?
— Обычно это заместитель председателя в диссертационном совете, который производит диссертации, о которых мы говорим. Он же сидит в экспертном совете ВАК.
— Они все настолько коррумпированы?
— Насквозь — и вплоть до президиума ВАК. Что удалось с этим сделать? Удалось добиться того, что в экспертных советах ВАК началась ротация. В этом смысле очень много сделала комиссия Аузана. Александр Аузан создал специальную комиссию, и ему удалось частично поменять один из двух экспертных советов ВАК по экономике. Второй совет по-прежнему гнилой. Надо сказать, что министр Дмитрий Ливанов эту проблему понимает. Мы сейчас обсуждаем ротацию в экспертном совете ВАК по юридическим наукам. Если эта ротация произойдет и туда придут люди с безупречной репутацией, то мы разрушим еще один коррупционный треугольник.
— Отказ в лишении степени нельзя обжаловать?
— Иногда это получается — когда наша жалоба возвращается в ВАК, ее там снова рассматривают и посылают в альтернативный совет, и там плагиатора тут же лишают степени. У меня есть слайд, который я обычно показываю на конференциях: на слайде хорошо видно, как зависит решение совета от того, послали ли жалобу в тот «родной» совет или альтернативный. Так вот, 90% положительных решений принимается в альтернативном совете и 90% отрицательных решений на жалобы — если послали в тот же совет, где люди защищались.
— Раз разоблачение фальшивой диссертации автоматически не приводит к лишению степени, значит, самое большое достижение «Диссернета» — это репутационные издержки для тех, кого вы уличили в плагиате?
— Да, конечно. Когда мы изучали экспертные советы ВАК, мы увидели, что они наполнены этими «диссероделами». В некоторых из них, где защищаются диссертации по экономике, юриспруденции, медицине, у них «блокирующий пакет» — более 50%.
— Кто такие диссероделы?
— Обычно это заместитель председателя в диссертационном совете, который производит диссертации, о которых мы говорим. Он же сидит в экспертном совете ВАК.
— Они все настолько коррумпированы?
— Насквозь — и вплоть до президиума ВАК. Что удалось с этим сделать? Удалось добиться того, что в экспертных советах ВАК началась ротация. В этом смысле очень много сделала комиссия Аузана. Александр Аузан создал специальную комиссию, и ему удалось частично поменять один из двух экспертных советов ВАК по экономике. Второй совет по-прежнему гнилой. Надо сказать, что министр Дмитрий Ливанов эту проблему понимает. Мы сейчас обсуждаем ротацию в экспертном совете ВАК по юридическим наукам. Если эта ротация произойдет и туда придут люди с безупречной репутацией, то мы разрушим еще один коррупционный треугольник.
Владимир Платонов. Фото: Артем Коротаев / ТАСС
Опасная деятельность
— Понятно,
что раз из-за «Диссернета» людей лишают ученых степеней, вскрываются
факты торговли липовыми диссертациями, то неизбежно противодействие
«Диссернету», атаки на него. Расскажите о доносе депутата Александра
Сметанова.
— Это депутат Мосгордумы, чья докторская диссертация была полностью списана. Его случай разбирался на президиуме ВАК в сентябре прошлого года. На само заседание Андрея Заякина не пустили. Он стоял у двери. Когда Сметанов выходил из зала, он ударил Андрея дверью и сказал: «Жаль, что я не убил тебя». Сейчас он написал жалобу в прокуратуру, и ее «спустили» в управление по борьбе с коррупцией и экономическими преступлениями. Сметанов жалуется, что мы собираем деньги, тратим их нецелевым образом и не отчитываемся о результатах нашей деятельности. На самом деле отчеты, самым подробным способом задокументированные, вывешены у нас на сайте.
— Работает ли «Диссернет» по заказам? Ведь проверку диссертаций могли бы заказывать, например, конкуренты по бизнесу или по выборам.
— Мы принципиально на заказ не работаем.
— Но ведь иногда ваши исследования могут превратиться в бомбу.
— Информации много, и каждый выбирает то, что ему больше нравится.
— Чувствуете ли вы себя в безопасности? Не связываете ли историю с простреленным окном в вашей квартире с «Диссернетом»?
— Я надеюсь, что это случайность. С другой стороны, я выхожу на улицу, вижу наш 17-этажный дом со множеством окон, и только одно мое окно на 9-м этаже — с дыркой от пули.
— Преследуют ли «герои» «Диссернета» тех, кто их уличает в фальсификации?
— В Москве — нет, но в регионах люди просто лишаются работы. Я знаю такой случай в Ульяновске. Там в местном университете была дипломница Татьяна Богомазова, которая писала работу о программных способах установления плагиата. Она сделала обзор разных программ, и я консультировал ее по поводу «Диссернета». Ей был нужен какой-то конкретный случай, и она описала кейс заместителя губернатора Ульяновской области Александра Якунина. Татьяна привела в своем дипломе табличку, на которой видны заимствования в диссертации чиновника. И он пообещал «стереть в порошок» ее саму и ее научного руководителя. Кончилось тем, что у них возникли проблемы в университете. И в последний раз Татьяна мне написала, что ей больше в Ульяновске работать нельзя. Так что это серьезно. Я знаю также журналистов с Алтая, которые писали на темы, связанные с «Диссернетом», и тоже потеряли работу.
— Это депутат Мосгордумы, чья докторская диссертация была полностью списана. Его случай разбирался на президиуме ВАК в сентябре прошлого года. На само заседание Андрея Заякина не пустили. Он стоял у двери. Когда Сметанов выходил из зала, он ударил Андрея дверью и сказал: «Жаль, что я не убил тебя». Сейчас он написал жалобу в прокуратуру, и ее «спустили» в управление по борьбе с коррупцией и экономическими преступлениями. Сметанов жалуется, что мы собираем деньги, тратим их нецелевым образом и не отчитываемся о результатах нашей деятельности. На самом деле отчеты, самым подробным способом задокументированные, вывешены у нас на сайте.
— Работает ли «Диссернет» по заказам? Ведь проверку диссертаций могли бы заказывать, например, конкуренты по бизнесу или по выборам.
— Мы принципиально на заказ не работаем.
— Но ведь иногда ваши исследования могут превратиться в бомбу.
— Информации много, и каждый выбирает то, что ему больше нравится.
— Чувствуете ли вы себя в безопасности? Не связываете ли историю с простреленным окном в вашей квартире с «Диссернетом»?
— Я надеюсь, что это случайность. С другой стороны, я выхожу на улицу, вижу наш 17-этажный дом со множеством окон, и только одно мое окно на 9-м этаже — с дыркой от пули.
— Преследуют ли «герои» «Диссернета» тех, кто их уличает в фальсификации?
— В Москве — нет, но в регионах люди просто лишаются работы. Я знаю такой случай в Ульяновске. Там в местном университете была дипломница Татьяна Богомазова, которая писала работу о программных способах установления плагиата. Она сделала обзор разных программ, и я консультировал ее по поводу «Диссернета». Ей был нужен какой-то конкретный случай, и она описала кейс заместителя губернатора Ульяновской области Александра Якунина. Татьяна привела в своем дипломе табличку, на которой видны заимствования в диссертации чиновника. И он пообещал «стереть в порошок» ее саму и ее научного руководителя. Кончилось тем, что у них возникли проблемы в университете. И в последний раз Татьяна мне написала, что ей больше в Ульяновске работать нельзя. Так что это серьезно. Я знаю также журналистов с Алтая, которые писали на темы, связанные с «Диссернетом», и тоже потеряли работу.
Привилегии и клеймо
— В
советское время кандидатам и докторам наук полагалась дополнительная
жилплощадь. А почему сейчас люди стремятся получить ученые степени?
— На этот вопрос в разных областях будут разные ответы. Возьмем, например, адвокатов. В Московскую палату адвокатов можно попасть, либо получив высшее юридическое образование, либо защитив кандидатскую диссертацию. И знаете, сколько там липовых кандидатов и докторов юридических наук? Другая категория — люди со звездочками, начиная с прокуроров и кончая сотрудниками МЧС: ученая степень им дает очень много преимуществ. На время учебы в аспирантуре их освобождают от исполнения обязанностей, но сохраняют им зарплату. Военные легче получают новые звездочки, проходят аттестацию, если у них есть ученая степень. У врачей своя традиция: если ты хочешь быть заведующим отделением, должен быть кандидатом наук. А если ты хочешь стать главврачом, то должна быть докторская по медицине или фармакологии. То же самое у ректоров университетов.
— На днях «Диссернет» нашел заимствования в докторской главы Счетной палаты Татьяны Голиковой. Как думаете: лишат ее ученой степени?
— Думаю, ничего не будет. Правительство решило защитить себя и объявило амнистию всем тем, кто защищался до 2011 года (Голикова защитила докторскую в 2008-м. — Открытая Россия).
— На этот вопрос в разных областях будут разные ответы. Возьмем, например, адвокатов. В Московскую палату адвокатов можно попасть, либо получив высшее юридическое образование, либо защитив кандидатскую диссертацию. И знаете, сколько там липовых кандидатов и докторов юридических наук? Другая категория — люди со звездочками, начиная с прокуроров и кончая сотрудниками МЧС: ученая степень им дает очень много преимуществ. На время учебы в аспирантуре их освобождают от исполнения обязанностей, но сохраняют им зарплату. Военные легче получают новые звездочки, проходят аттестацию, если у них есть ученая степень. У врачей своя традиция: если ты хочешь быть заведующим отделением, должен быть кандидатом наук. А если ты хочешь стать главврачом, то должна быть докторская по медицине или фармакологии. То же самое у ректоров университетов.
— На днях «Диссернет» нашел заимствования в докторской главы Счетной палаты Татьяны Голиковой. Как думаете: лишат ее ученой степени?
— Думаю, ничего не будет. Правительство решило защитить себя и объявило амнистию всем тем, кто защищался до 2011 года (Голикова защитила докторскую в 2008-м. — Открытая Россия).
Мы наблюдаем: человек защищает докторскую диссертацию, но для этого он
должен быть кандидатом; мы знаем, что его кандидатская диссертация
полностью списана, но списана она до 2011 года. Мы знаем, что он жулик,
но он все равно будет защищать докторскую.
И таких правовых коллизий очень много. Юристы-правоведы нам сказали, что здесь нарушена аксиома: ни при каких обстоятельствах нельзя допускать извлечение выгоды из результатов правонарушений.
— Получается, что если вы человека уличаете в плагиате, то вы как бы ставите на него клеймо.
— Да, мы считаем, что этот человек участвует в научном мошенничестве. Нас часто упрекают. Говорят: « Вот, если вы будете продолжать уличать врачей, то кто у нас будет оперировать? Вы всех врачей всех разгоните. Посмотрите, сколько он людей спас, а вы его в мошенничестве обвиняете». Я на это возражаю: «Зачем ему диссертация, пусть получит медаль за спасение людей». На самом деле здесь все гораздо глубже. Мы, например, долгое время медицинскую тему не трогали — Михаил Гельфанд наложил на нее табу из-за проблем с этикой. Только когда к нам подключилось Общество доказательной медицины, которое основную работу делает по медицинским диссертациям, мы сумели это дело поднять. Одним из первых медиков, которого мы уличили в плагиате, стал врач-хирург Юрий Царапкин: у него диссертация про «истечение лимфы у женщин». Она скопирована с другой, более ранней диссертации про «кровотечение у людей». Там кровь заменена лимфой. Но оказалось, что есть еще более ранняя диссертация, и там речь идет не о женщине и не о человеке, а о крысах. Она про истечение и крови, и лимфы у крыс. И таких «матрешек» у нас много. И вот этого врача через какое-то время после сделанного нами открытия уволили из частной клиники, где он работал.
Диссертация — это результат исследовательской работы: человек должен работать в академической сфере. Докторская диссертация предполагает много публикаций. Если человек пишет докторскую, значит, он создал научное направление, у него должны быть ученики. А если вы посмотрите на публикации Татьяны Голиковой, то увидите, что они сделаны в одно и то же время, практически в один год. Нет большого числа публикаций ни до, ни после. Понятно, что все это писалось, фальсифицировалось на заказ.
Татьяна Голикова. Фото: Станислав Красильников / ТАСС
Служение науке
— Вам нравится ваше занятие?
— Да, интересно. Поскольку меня отлучили от моей основной научной деятельности, выгнали с работы (в 2013 году уволили из Института теоретической и экспериментальной физики. — Открытая Россия) и, видимо, я попал в какой-то черный список, — я пытался устроиться по специальности в МИФИ, в МГУ, но меня туда не приняли, — этим я и занимаюсь.
— «Диссернет» не имеет отношения к физике.
— Имеет отношение к науке. Большинство тех, кто участвует в работе «Диссернета», — ученые, которые понимают, насколько опасно то, что делают эти мошенники. Они размывают экспертное сообщество.
— Значит, «Диссернет» для вас не только исследовательская работа, но и служение науке: вы защищаете науку от мошенников.
— Да, это основное. Так легче живется. И не только мне. У «Диссернета» теперь уже появились свои библиографы, и есть одна дама, которая проводила опрос среди наших волонтеров, тех, кто работает анонимно и живет в основном за границей. И оказалось, что у них основная мотивация — «так легче живется». Они говорят, что если несколько часов в день тратят на «Диссернет», то вроде бы день прожит не зря. Вообще «Диссернет» — это лакмусовая бумажка, показывающая, с какой легкостью человек идет на подлог в зависимости от обстоятельств.
— А ваша докторская диссертация как называлась?
— Я писал ее по эксперименту ускорителя «Гера» в Германии. Мы повторяли опыт Резерфорда, только при больших-больших энергиях. Я защищался в 90-х годах. На самом деле, если ты занимаешься наукой, несложно написать диссертацию. Есть, что сказать научному сообществу. Человек, который никогда не занимался наукой, даже не знает что это такое.
— Диссертации должны писать только ученые?
— Нам все время говорят: «Вот посмотрите, например, бывший губернатор Тульской области Владимир Груздев (у него полностью списанная диссертация) — он же так много сделал для области, это стоит десяти диссертаций!». Я говорю: дайте ему орден за область. Наука тут ни при чем.
Известный экономист Константин Сонин, который работал в «Вышке», как-то посчитал, что в стране экономистов, публикующихся в престижных журналах, не более 50 человек. А докторов наук, работающих в вузах, университетах, плюс советников всяких экономических — примерно 2500.
— Да, интересно. Поскольку меня отлучили от моей основной научной деятельности, выгнали с работы (в 2013 году уволили из Института теоретической и экспериментальной физики. — Открытая Россия) и, видимо, я попал в какой-то черный список, — я пытался устроиться по специальности в МИФИ, в МГУ, но меня туда не приняли, — этим я и занимаюсь.
— «Диссернет» не имеет отношения к физике.
— Имеет отношение к науке. Большинство тех, кто участвует в работе «Диссернета», — ученые, которые понимают, насколько опасно то, что делают эти мошенники. Они размывают экспертное сообщество.
— Значит, «Диссернет» для вас не только исследовательская работа, но и служение науке: вы защищаете науку от мошенников.
— Да, это основное. Так легче живется. И не только мне. У «Диссернета» теперь уже появились свои библиографы, и есть одна дама, которая проводила опрос среди наших волонтеров, тех, кто работает анонимно и живет в основном за границей. И оказалось, что у них основная мотивация — «так легче живется». Они говорят, что если несколько часов в день тратят на «Диссернет», то вроде бы день прожит не зря. Вообще «Диссернет» — это лакмусовая бумажка, показывающая, с какой легкостью человек идет на подлог в зависимости от обстоятельств.
— А ваша докторская диссертация как называлась?
— Я писал ее по эксперименту ускорителя «Гера» в Германии. Мы повторяли опыт Резерфорда, только при больших-больших энергиях. Я защищался в 90-х годах. На самом деле, если ты занимаешься наукой, несложно написать диссертацию. Есть, что сказать научному сообществу. Человек, который никогда не занимался наукой, даже не знает что это такое.
— Диссертации должны писать только ученые?
— Нам все время говорят: «Вот посмотрите, например, бывший губернатор Тульской области Владимир Груздев (у него полностью списанная диссертация) — он же так много сделал для области, это стоит десяти диссертаций!». Я говорю: дайте ему орден за область. Наука тут ни при чем.
Известный экономист Константин Сонин, который работал в «Вышке», как-то посчитал, что в стране экономистов, публикующихся в престижных журналах, не более 50 человек. А докторов наук, работающих в вузах, университетах, плюс советников всяких экономических — примерно 2500.
То есть надо в 50 раз сократить журналы, диссертационные советы по экономике, кафедры по экономике. Это липовая, дутая наука.
Но в последнее время я замечаю, что чиновники, депутаты перестали защищаться. Как будто на диссертации поставлен некий запрет. Говорят, что в последнее время сократилось число фабрик диссертаций. Об этом свидетельствуют цифры: каждый год у нас защищалось по 20-30 тысяч диссертаций. В 2014 году их число неожиданно сократилось примерно до 15 тысяч. А в прошлом году — примерно до 13 тысяч.