Плагиат в науке: круглый стол в РГГУ
11 июня 2014 г.

Таким образом, мы видим, что десятки диссертаций с признаками некорректных заимствований проходили через совет под руководством членов экспертных советов ВАК, а в последний период перед началом деятельности «Диссернета» и сам председатель ВАК был «в подчинении» у Архиповой по институту и у Минаева по редакции «Экономического журнала». За последние пятнадцать лет сложились прочные структуры, которые контролируют все поле. Одни и те же люди держат ключевые посты в аттестационной системе, в вузовской иерархии, в печатных изданиях. Куда ни пойдешь, ты будешь иметь дело с теми же фигурами как членами диссертационных советов, ректорами и проректорами, советниками на всех уровнях, главными редакторами.

2 июля 2004 г. прошла защита Бадренковой, а 1 октября была защищена та же самая работа под руководством проф. Стерликова. Но автором ее был уже В. А. Денисов, и называлась она не «Становление и развитие системы управления корпоративными отношениями в российской промышленности», как у Бадренковой, а совсем напротив: «Формирование агентских корпоративных отношений в переходной экономике России». После лета ни у Надежды Ивановны, ни у остальных членов совета не осталось никаких воспоминаний о защищенной перед отпуском работе ее ученицы — теперь, когда те же идеи и положения защищал в ее присутствии Денисов. И профессор Стерликов, читавший одну диссертацию как оппо- нент, а другую как руководитель, тоже, видимо, не заметил идентичности текста. Или защиты не было вообще?

Я описала один случай. Но он показателен, и еще полсотни ничего не прибавят по сути. РГГУ — фрактал всей ситуации в стране. В целом наиболее грязные — советы по экономике, и РГГУ заработал себе позорную репутацию именно благодаря совету по экономике. Но зачем мы будем совать нос не в свое дело? Порочить свой университет? Мы не будем выносить сор из избы, пока он не достигнет потолка и не вынесет вон нас самих.

Менее опасно заимствовать из иностранной литературы: в этом случае тоже маленький цех, но в нем почти нет специалистов, занимающихся одним и тем же. Если ты единственный специалист по Галену, можешь быть уверен, что никто в России ни Галена не читал, ни литературы о нем, а по-русски не читают коллеги на Западе. Но здесь для заимствования нужен совершенно иной уровень квалификации. Квалификация и этос не одно и то же, но, как правило, труженик, читающий Тексты пирамид, самим этим углубленным занятием так огранен, что не ворует. Кроме того, даже не вполне самостоятельные, но требующие владения разнообразными сложными навыками произведения приносят на российскую почву знание, которого здесь нет. Не так и плохо.

Присвоение ученых степеней иногда имеет смысл престижного потребления и напоминает покупку буржуа дворянских титулов или выдачу купцами дочерей за захудалых дворян. Украшающие свои особняки нувориши нуждаются в консультациях искусствоведов, чтобы «выглядеть». В галерее «Волхонка Гранд» они покупают сомнительного Брейгеля и камины XVI века, но им самим, без консультантов, нравится китч, который там тоже есть. Все престижное можно купить. Не разбираешься сам, наймешь искусствоведа. Не напишешь диссертацию сам — наймешь того, кто напишет. Какая разница-то? Первое не криминал, второе тоже, потому что образ жизни современного горожанина, в отличие от деревенской бабки, а не только от Микеланджело, — не творчество, не производство, а потребление.

Конечно, украшение себя ученой степенью — редко простая декорация. Для депутатов ученые степени служат своего рода средством отмывания средств. Хозяин фармакологической фирмы идет в депутаты, чтобы содействовать своему бизнесу, бизнес переводит на родственников и защищает диссертацию. Имея право заниматься параллельно с депутатскими обязанностями только научной и педагогической деятельностью, он легализует свои доходы, становясь псевдопрофессором псевдовуза.

Кроме начальников тащат готовые тексты студенты и вообще все обучающиеся. Здесь играют роль иные процессы, хотя снова в центре деятельность как исключительно потребление готового. Знание перестало отличаться от готовой ничьей информации и лишилось отпечатка личности. Нет ничего авторского в расписании электричек, а информация-то ценная!

Мы не пишем от руки и не можем узнать написанное по почерку, и наш стиль стандартизуется все более и более, а язык кодифицируется. Редакторы научных книг работают на унификацию, чтобы не было инверсий, вариантов написания, непривычных слов, устарелых управлений, неожиданных смыслов, упраздняется синонимика, многозначность. Всеобщая грамотность и громадное производство текстов отчуждают нас и от собственного, и от чужого словесного выражения.

Мы все знаем, что такое это отчуждение, о котором заговорили во времена Просвещения, о котором писали и К. Маркс, и Э. Фромм, — отчуждение рабочего при изготовлении только рукавов, при выполнении только одной функции и равнодушии к целому. Попробуйте задать какой-либо нестандартный вопрос смотрителю музея: «Вам не кажется, что эта картина сейчас упадет?» «Выход направо», — ответят вам; или: «Гардероб внизу»; или: «Билеты в кассе». В информационном обществе отчуждение как продукт цивилизации принимает форму отчуждения от собственного слова, а следовательно, неотличения его от чужого. Мы живем в мире готовых вещей, которых мы не создавали, и о том, как они созданы и функционируют, имеем представления примерно такие, как у дикарей о движении звезд или созревании кокоса. Наше обращение с компьютером похоже на магические действия. Что происходит в процессоре, знают маги-айтишники, а «пользователи», юзеры, знают магические комбинации клавиш. «Сезам, откройся», — говорим мы своей машине, и она слушается. Все меньше и меньше людей делают что-то своими руками или своей головой. Потребление готового и комбинации готового. Пишем по правилам, лечим по протоколам, учим по программам, кроим по лекалам. Это глобальная цивилизация, это ее унифицирующая мощь.

Допустим, меры по предупреждению плагиата и наказанию фальсификаторов приведут к тому, что диссертаций «под ключ» писать больше не будут. Но все-таки придется признать, что институт защит устарел. И тот диссертант, который пишет диссертацию «по-настоящему», думает с досадой: столько лет пишу, чтобы прочли три человека?! Я уже упоминала, что контингент фальшивых ученых составляют также практики. Для многих медиков, педагогов, управленцев, юристов (про инженеров ничего не знаю) писание научных трудов ненужная, навязанная вещь, но необходимая не просто для карьерного роста, но и для того, чтобы делать дело на том уровне, куда без ценза не пропустят. «Чем писать статьи ради индекса цитирования, я лучше проведу еще испытания своего препарата, от которого будет польза!» — говорит мне солидный ученый-медик. С соответствующими изменениями то же могут сказать о восходящем к Средним векам правиле изготовлять для приема в цех свой chef-d’oeuvre и те хирурги или педагоги, которые с ненавистью отрываются от «настоящего дела» для написания никому не нужных кирпичей.

Один из способов изменить эту систему — упразднить ВАК и передать присуждение степени самим научным учреждениям. Создать постепенно рынок репутаций. «Вы защищались в «минаевском» совете? Ваш руководитель (оппонент) Стерликов? Позвольте вам выйти вон». Но процесс этот очень долгий, а внутрицеховое очищение чрезвычайно затруднено, потому что вместо универсальных ценностей, на которые в таком случае люди должны были бы ориентироваться, преобладают ценности корпоративные. Они и ведут к укрывательству воров. Сергей Пархоменко в своем выступлении на круглом столе (см. выше ссылку) нарисовал впечатляющую картину диссертационной мафии экономистов, работавшей в РГГУ в течение примерно 12 лет. Хотя позорная картина происходящего в РГГУ убедительно была нарисована именно Пархоменко, а не мной, в общую видеозапись круглого стола, выложенную в интернете²⁷, не включили мое выступление; почему-то именно оно содержало самый неприятный компромат.

«Криминал» состоял в демонстрации фрагментов видеозаписи заседания «минаевского» совета, на котором рассматривались присланные из Минобрнауки претензии «Диссернета» к трем диссертациям с некорректными заимствованиями. Позже мне передали, что в случае обнародования этого материала будет уволен оператор, делавший съемку. Иными словами, оператор был взят в заложники. Я не обнародовала этот материал, но здесь и сейчас хочу о нем поведать. Это не был ни в коем случае секретный или закрытый материал. Несколько лет назад ВАК обязал советы вести видеозапись всех заседаний. Оператор, который обычно ведет такую запись, получил заявку и записал заседание, выполнив, таким образом, свои служебные обязанности. ВАК нигде не разъясняет статус этих записей, но если защиты и заседания диссертационного совета являются в принципе открытыми, то как могут быть закрытыми их записи? Между тем оператора хотели уволить за то, что он не «запаролил» запись, и поэтому у меня была возможность, когда я работала с ним по проекту видеомемуаров ветеранов классической филологии, обнаружить и переписать заинтересовавший меня материал. Ректор РГГУ обратился в ВАК с просьбой о закрытии «минаевского» совета, но этот видеоматериал все равно представлялся слишком опасным.

«Кино» — не текст, оно обладает такой силой подлинности и такой гоголевской выразительностью… От материалов «Диссернета» отмахиваются: мало ли что вы там нашли, вы не специалисты, идите в ВАК! А вот эти люди в собственном соку…

Я не могу показать этот кукольный театр на страницах журнала. Но постараюсь немного о нем рассказать. В долгом разбирательстве мое внимание обратили на себя несколько моментов. Доцент В. Н. Меркулов, секретарь совета, возмущался тем, что о некорректных заимствованиях говорят не сами обворованные, а какие-то третьи лица. Он не мог понять, зачем это кому-то нужно. «Плагиат, — говорил доцент Меркулов, — такое понятие было и при советской власти». (Это явно как-то легализует такое понятие в мнении говорящего.) Но в то прекрасное время, «если у тебя украли, то ты и идешь в суд». Доцент Меркулов не мог понять, что движет людьми, у которых ничего не украли. «Зачем им это надо? Непонятно». Возмущенное недоумение ученого секретаря все возрастает, и он высказывает предположение, что задача «Диссернета» просто прекратить «всю эту деятельность». Помолчав, добавляет: «Научную». Ведь дело дошло до того, что люди боятся писать диссертации, боятся оппонировать!

Заявления по поводу некорректных заимствований были поданы в ВАК от имени конкретных лиц, чьи имя-фамилия-отчество и адрес были указаны. В. В. Минаев задался вопросом: а нельзя ли считать их анонимами, чтобы просто не рассматривать эти заявления как анонимки? Ученый секретарь, законник, клеймил жалобщиков «Диссернета» за то, что они назвали свои бумаги «апелляциями», хотя «апелляции» можно подавать только до утверждения степени в какой-то срок. Но с яркой идеей Минаева считать человека с именем, отчеством и фамилией анонимом он, потупясь, не согласился.

Проверкой претензий к диссертациям занимались члены совета. Ни таблицы, ни колонки сопоставлений донорского текста и текста реципиента они не сочли доказательствами некорректных заимствований. Не сочли, и все.

Работой А. Ю. Горохова занимался член диссертационного совета проф. Б. К. Тебиев. Он заметно волновался. В своей защите Горохова он использовал несколько тактик. Одна состояла в игре на повышение, другая в игре на пониже- ние, а третья — в политической оценке деятельности «Диссернета». Плагиат, говорил профессор Тебиев, — это «по большому счету, когда крадут чужие мысли, не какие-то слова, а чужие мысли». Горохову, дескать, вменяется заимствование просто стандартных «заходов», речевых формул, а работа при этом совершенно самостоятельная и оригинальная. Но в таблицах «Диссернета» всякий может видеть одну за другой идентичные страницы текста. Выходит, «слова и выражения» заимствованы десятками страниц, но идеи в них не заимствованы. А где же они тогда разместились, эти идеи? В пробелах?

Второй аргумент состоял в том, что совпадения у всех случаются, вот и Горький однажды напечатал стихотворение Бунина как свое, когда-то он выписал его себе, а через годы позабыл. «Случается со всеми». Завершение речи было более пафосным, профессор Тебиев заговорил о том, сколько зарабатывают эти «компроматчики». Не все в сбивчивой речи профессора мне до конца понятно, поэтому я приведу ее точную расшифровку: «Две странички текста в Ленинской библиотеке, анализа, на двух страничках, а здесь на восьми страничках, они стоят 5000 рублей. Можете себе представить, сколько заплатили человеку? и КТО заплатил за эти вещи? Сейчас 15 000 проанализировано диссертаций, около 800 опубликовано материалов. «Диссернет» собрал полмиллиона денег, как они пишут. Но, по всем моим скромным подсчетам, здесь идут, громадные идут мил-ли-оны на эту работу, на эту подделку. Мы должны, в общем, оценку и политическую дать этому событию».

Теперь совет закрыли. Но в нем состояли практически все профессора эконо- мического факультета, ведущие преподаватели и главы кафедр Института экономики, управления и права РГГУ. Стало быть, санации подлежит весь Институт и все руководство, которое десяток лет не могло не знать о существовании подобной помойки.

Создание мафии по модели складывания научной школы, мне кажется, показывает в микромасштабе и то, как формируется в целом правящий класс. Особенность его в том, что этот правящий класс только потребитель. Он паразитический в такой мере, в какой не были ни дворяне, ни буржуа, ни даже рабовладельцы. Он не защищает отечество в латах или на истребителях, он не поддерживает его экономику производством, пусть даже при жестокой эксплуатации. Он не создает духовных ценностей в рамках благородного досуга. Он производит власть, все остальное он потребляет.

Специфика академического плагиата, Сергей Зенкин, Российский государственный гуманитарный университет;
Некорректные заимствования в журналах: отдельные случаи болезни или эпидемия?, Анна Абалкина, Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации;
Заимствования и фальсификации в диссертациях по естественным наукам, Михаил Гельфанд, Институт проблем передачи информации им. А. А. Харкевича РАН;
Письмо Леонида Баткина, ИВГИ РГГУ.